Читаем без скачивания Сердце Чёрного Льда [С иллюстрациями] - Леонид Алёхин

Якош Белин не особо одобрял манеры, принятые в подражание Россыпи. Сдержанность родной Оправы была ему по нраву.

Он не был готов к тому, что произошло.

Княгиня Гуинре не стала кланяться ему или приседать, как кружевные дивы Самана. Она протянула барону руку, но не для поцелуя.

Для рукопожатия.

Тонкие пальцы Неукротимой княгини были сильны. Ладонь тверда.

— Честь и для меня, барон, — сказала Гуинре. — Слава и блеск вашей Оправы достигли и наших гор. Мы все испытываем радость от того, что вы присоединились к нашему союзу.

— Радость, да, — барон откашлялся. — Радость я разделяю всецело.

Их ладони расстались. Якош Белин вздрогнул, ему показалось, что его ужалила синяя искра. Верно, давала знать близость воинов Грозы с их гудящими мечами.

— Не будем более мешкать, — сказала Гуинре. — На дорогу у нас осталось меньше часа времени.

— По машинам! — крикнул князь Фалин. — Торопитесь!

Авион княгини Гуинре звался «Стрела». Он и был похож на стрелу — длинный тонкий корпус с железным хвостовым оперением и пара коротких треугольных крыльев, вырастающих из кабины. Два винта, приводившие авион в движение, расположились в широких бондах по сторонам хвоста.

Сама кабина-наконечник, к радости пребывавшего в ней Белина, была остеклена сверху и снизу, что позволяло любоваться дивными картинами Хребта. К великой же печали Якоша строители авиона не рассчитывали, что кроме пилота и штурмана в кабине столпятся еще трое Рослых мужчин: сам барон, Анже Савина и Таиз Фалин.

Перед посадкой на «Стрелу» Таиз предупредил, что в кабине следует вести себя как можно незаметней. Любой пилот не терпит, когда его отвлекают в небе. Гуинре же славилась тем, что могла и штурмана ссадить на землю за лишнее слово.

Может, поэтому за все время полета штурман — хрупкая девушка со строгим лицом — не издала ни звука. Она общалась с Гуинре на языке рычагов с набалдашниками в виде голов птиц и зверей.

Сама княгиня сказала ровно две фразы с момента, как села в кресло пилота.

«Взлетаем, держитесь». И «Заняли высоту», когда под «Стрелой» развернулась величественная панорама Хребта и окрестностей.

Якош Белин заставил себя отвести взгляд от тонкой с выступающими позвонками шеи Гуинре и сосредоточиться на том, что говорил князь Фалин.

— Мы приближаемся к Матери Ветров, — негромко сказал князь.

— Согласно «Запискам» Руста, а также Кадастру Хамона — высочайшей вершине континента, — добавил Савина. — Более чем в три раза выше Пика Вериди, в два с половиной раза выше Отца-Древа.

— Длительное общение моего дорогого брата с саманцами оставило на нем неизгладимый след, — улыбнулся Таиз. — В своей любви к точным цифрам он напоминает мне убеленного сединами Мастера. Мы же, скромные поэты, в таких случаях прибегаем к сочинениям славных предков. Вот что говорил о Матери Ветров Лако Пашихи из Гнезда Радуги.

Закрыв глаза, Таиз Фалин стал декламировать наизусть. Перед ними же из предрассветной дымки выплывала гора гор.

Рядом с ней прочие вершины Хребта казались не более чем кротовыми холмиками. Любые мысли о вечности становились легковесными и сиюминутными. Ее голубые склоны помнили времена сотворения мира и первозданного буйства стихий.

Мать Ветров. Первое пристанище эронов в нашем мире.

«Когда крылатые эроны и их ночные братья, флогероны, бежали из своего древнего узилища — Иридана, Небесного Города, они ступили на вершину Матери Ветров. Туда, где среди вечных льдов берет свое начало река Этаири — Суровая Дочь».

«Девять уступов на склонах Матери зовутся Ступенями Первых. Этаири спадает со Ступени на Ступень грохочущим водопадом. Дробит гранит в пыль, расширяя и углубляя свое русло. Так она достигает подножия горы и устремляется на север бурлящим потоком, который не доводилось пересекать ни человеку, ни зверю».

«Ее путь пролегает через Ущелье Ропота, меж двух Привратников, остроконечных скал, по которым с древних времен проходит граница владений Князей Хребта. Ни на лодке, ни любым другим способом нельзя подняться по бурному течению Этаири и миновать сторожевые скалы. Лишь хозяева гор на своих летающих машинах могут вознести гостя к поднебесным дворцам. Только им дано взирать свысока на неистовство Суровой Дочери».

«Только Людям Сапфира принадлежат горы, завещанные эронами. Только им ведомы тайны Ушедшего Народа».

— Если вы посмотрите под ноги, — сказал Таиз, — вы увидите воды Суровой Дочери. Мы заходим к горе с северной стороны и пролетаем над Ущельем Ропота.

Белин и Савина опустили головы. Далеко внизу под застекленным полом кабины бурлила, кидалась на скалы Этаири. Лохматые буруны отмечали многочисленные пороги. Хрупкая тень «Стрелы» неслась наперекор бешеному течению, следом спешил темный треугольник — авион Ренада.

— Сладкоречивый Лако Пашихи говорил правду. За всю историю Хребта ни друг, ни враг не одолел, не взнуздал Суровую Дочь. Столетиями она надежно хранила тайну Хрустальной Розы.

Барон Белин поднял взгляд. Мать Небес нависала над авионом. Прямо по курсу водопад рушился на исполинский уступ и, пенясь, соскальзывал с него на следующую Ступень.

— Если мы не отвернем сейчас, — сказал барон, — то врежемся в гору.

— Спокойствие, милорд. Положитесь на нашего пилота.

Взгляд Гуинре был прикован к двум приборам. «Живой карте» — прозрачной полусфере, внутри которой колдовская игра света создавала точную копию местности с высоты птичьего полета вместе с движущейся фигуркой авиона. И высотомеру — длинной стеклянной трубке, внутри которой поднималась и опускалась голубая жидкость.

Княгиня толкнула от себя рычаги, и нос «Стрелы» опустился вниз. Уровень жидкости в трубке начал понижаться. Гуинре обменялась коротким взглядом со штурманом, та ответила ей кивком.

Не отрывая взгляда от высотомера, княгиня Свед прибавила скорость. Потянула рычаги на себя, выравнивая машину. Сколько хватал глаз, перед авионом теперь простиралась стена воды.

«Стрела» направлялась прямо в водопад.

Таиз Фалин, молчаливый и серьезный, подошел к княгине и стал с ней рядом. Гуинре сняла перчатку и, не оборачиваясь, подала ему левую руку. Их пальцы встретились, переплелись.

Правую руку Гуинре положила на рычаг в центре панели. Дернула его вниз.

Гулко вздохнув напоследок, моторы «Стрелы» остановились. Стих шум хвостовых винтов. Единственным звуком в кабине стало взволнованное дыхание людей. Мгновение спустя оно утонуло в реве и грохоте приближающегося водопада.

Князь Фалин и княгиня Свед закрыли глаза.

Когда до удара оставались считаные мгновения и брызги воды растянулись в линии по стеклам, их тела окутались голубым сиянием. Оно стало ярче, заполнило кабину.

Анже Савина и барон Белин почувствовали, как их ноги отрываются от пола. Жидкость в трубке высотомера превратилась в пузырь и поплыла вверх.

Сияние, исходящее от Небесных Князей, пульсировало вровень с биением их сердец.

Неподвластная более тяжести и гнету «Стрела» вошла в водопад.

И пронзила его насквозь.

Они оказались в тайном месте, заповедной части Ущелья Ропота. Ни на одной из известных лорду Белину карт не была обозначена долина, укрывшаяся за водопадом.

Рев Суровой Дочери, давший имя ущелью, здесь стихал, терялся между островерхих скал. Когда моторы авионов остановились, барону показалось на секунду, что он оглох.

Ни зверь, ни птица, ни человек не смели нарушить тишину тайной долины.

Тишину, исполненную благоговения перед величием былых хозяев гор.

Якош Белин запрокинул голову. Левой рукой он бездумно теребил свой ус.

Он был поражен. Сметен. Раздавлен.

Ничего подобного ему не доводилось видеть за сорок с лишним лет жизни.

Если на взлетной площадке Гнезда Восхода он ощутил себя муравьем, то сейчас он превратился в песчинку.

— Первый раз я оказался здесь еще ребенком, — сказал Таиз Фалин. — Можете себе представить мои чувства.

— Что это? — спросил Лорд Алмаза.

— Небесный Страж Акмеона, мой лорд. Наша надежда в грядущей войне с Врагом.

Его тело, крылатое тело воина-эрона, достигавшее не меньше тысячи локтей в высоту, было отлито из сверкающего металла. Если бы солнце к тому моменту взошло над вершинами гор, блеск зеркальной брони мог бы выжечь глаза.

Но даже теперь долгий взгляд на Стража причинял боль.

Он был облачен по образцу эронов с фрески Рамока в пластинчатую юбку, нагрудник и шлем-маску. Клюв был сомкнут, глаза в прорезях маски смотрели в вечность. Крылья сложены за спиной.